Решив, что этих мер предосторожности вполне достаточно, я наконец вздохнула с облегчением. Да здравствует свобода! Марк, дай бог ему счастья и здоровья, нашел гениальный выход из положения. Если Веронику все-таки облапошат, она вернется в Америку, если нет, значит, она способна вести свои дела самостоятельно, и моя опека ей не нужна.
Теперь я получила возможность вплотную заняться собственными делами, которых, как обычно, к началу лета скапливается невпроворот. Восемнадцатого июня мы с друзьями собирались в отпуск в Черногорию (по нашим прикидкам, недавние войны в Югославии разогнали оттуда всех туристов, и мы получали уникальный шанс насладиться солнцем и чистейшим морем в гордом одиночестве). Но прежде мне предстояло разделаться с тремя заказами на книжные обложки, навести последний глянец на компьютерную программу, с которой я возилась уже три месяца, перевезти на дачу тетку и забрать из ОВиРа загранпаспорт.
Первого, второго и третьего июня я просидела за столом, не разгибаясь. В пятницу, четвертого, с обложками было покончено. В два часа пополудни я сложила готовые листы в папку и оделась для выхода, собираясь отвезти свои шедевры в издательство, а на обратном пути заглянуть в ОВиР и в магазин за продуктами. В дверях подъезда на меня налетела Вероника.
— Ой, ты уходишь? Ничего, не беспокойся, я заскочила наудачу, не особенно рассчитывая тебя застать. Видишь, даже записку написала. Ты прослушала послание, которое я тебе надиктовала?
Мне стало неловко. Трое суток я не только не подходила к телефону (что в общем-то обычно для меня в периоды авралов), но даже не прокручивала сообщения, оставленные на автоответчике.
— Нет. Извини, у меня было много работы. Что-нибудь случилось?
— Неприятного ничего. Пятнадцатого июня открывается наш театр. Я принесла тебе приглашение на премьеру. Знаешь, у меня главная роль!
— Поздравляю. А что за пьеса?
— Пьеса совершенно новая. Называется «Выше голову, сеньоры!» Людмила где-то раздобыла. Автор предпочел остаться неизвестным.
— Хорошо, я непременно буду. Адрес в приглашении имеется?
— Имеется. Но погоди, это еще не все. В субботу, двенадцатого, у меня дома будет репетиция — почти генеральная. Я устраиваю по этому поводу вечеринку и приглашаю тебя с друзьями.
— М-м… спасибо. Правда, не знаю, получится ли у нас… — Ну пожалуйста, Варвара! Нам необходимо заранее увидеть реакцию зрителей. Если она обманет наши ожидания, к премьере можно будет что-то поправить. И потом, мне будет не так страшно играть на сцене, если сначала мы покажем пьесу в узком дружеском кругу.
— Хорошо, я постараюсь. Но за ребят отвечать не могу. Восемнадцатого мы отправляемся в отпуск, и перед отъездом им наверняка будет не до светских мероприятий. А кто еще участвует в пьесе?
— Люся, Сурен, подруга Люси Тамара и… — Она на миг замялась, — Рома.
— Он тоже заделался актером? — поинтересовалась я неприязненно и тут же мысленно себя обругала: сияние, исходящее от моей кузины, померкло, васильковые глаза потускнели. — Ну-ну, не сердись. С языка сорвалось. Отныне я строго блюду принцип презумпции невиновности: все твои друзья — ангелы, пока не будет доказано обратное. А много ожидается зрителей?
Вероника с видимым усилием согнала с чела облачко и даже сделала попытку рассмеяться:
— Нет, совсем нет! Не бойся. Муж Тамары, Люсин молодой человек, его сестра и ваша дружная компания. Считай, что это обычная вечеринка, а спектакль — так, на закуску. Значит, я вас жду? Не забудь — в субботу, двенадцатого, в шесть часов вечера.
— Ладно, приду, — подтвердила я и тихонько вздохнула. Раз уж Веронике удалось вытянуть из меня твердое обещание, я не смогу позвонить ей в последний момент и извиниться, сославшись на непредвиденные обстоятельства.
Мы разговаривали на крыльце перед дверью подъезда и теперь повернулись лицом к дороге и спустились на одну ступеньку. В это мгновение из-за угла дома выехал раздолбанный «жигуль» соседа со второго этажа, подкатил в хвост к моему «Запорожцу» и внезапно рванул вперед, расплющив заслуженному драндулету зад. Я ринулась к машине и уже набрала в грудь воздуха, чтобы обложить горе-водителя пятистопным ямбом, но тут дверца «жигуленка» распахнулась и виновник аварии плюхнулся посреди дороги на колени.
— Не губи, соседушка! — запричитал он, быстро перемещаясь на коленях в моем направлении. — Ну пьян я, пьян! Как скотина. Но ведь без худого умысла! Я тебе щас все починю, будет не машина — конфетка, токо ты не зови этих… с трубочкой. Они ж мне права в задницу запихнут… ик!
Моя потребность в самовыражении моментально испарилась. Выяснять отношения с пьяным придурком на потеху всему дому — нет уж, увольте!
— Считай, что у тебя сегодня именины, блаженный, — процедила я сквозь зубы. — Не нужно ничего ремонтировать. Отвези этот рыдван на свалку и выпей за мое здоровье.
Коленопреклоненный сосед качнулся, похлопал глазами, икнул и сказал недоверчиво:
— Не понял. Как это — не ремонтировать? Деньгами, что ль, возьмешь?
— Ничем не возьму. Говорю же: именины у тебя сегодня.
— И шакалов не позовешь?
— Не позову. Гуляй, веселись, пока в какой-нибудь «БМВ» не въехал.
Мужик стремительно качнулся вперед, и я подумала, что он снова вознамерился упасть, но нет — оказалось, всего лишь галантно приложиться к моей ручке.
— Голубушка! Святая! Я за тебя в огонь и в… воду… ик! Хошь, вели мне с крыши сброситься… — Ты до нее не доползешь, — пробормотала я, брезгливо вытирая руку о штанину. — Пойдем скорее, Вероника, этот юродивый мне сейчас все ноги обслюнявит.